Семён Шуртаков - Несмолкаемая песня [Рассказы и повести]

— Конечно, нехорошо, — подхватила Любашка.

— А видела ли ты, как цветы в лугах цветут и роса на них горит?

— Нет, не видела.

— А как солнышко, встает и той росой умывается? Как радуга-дуга воду из реки пьет?

Любашка в ответ только тяжело вздохнула.

— И как солнышко спать ложится? — подлил я масла в огонь.

— Ты и этого не видела? — У Николая Григорьевича даже усы встопорщились от горького сочувствия и недоумения. — Ай, нехорошо!

Напор был дружным, и я дал обещание приехать.

— Вот это дело! — Николай Григорьевич сбил шапку на затылок, и лицо его сразу стало добрым и веселым. — Жду на этой же неделе. Не понравится — что ж, понравится — хоть на все лето милости просим. Лес рядом, речка… Ну, я мимоходом, мне на поезд пора. До скорого!

Любашка провожала Николая Григорьевича, как артиста, показавшего интересный номер, — хлопаньем в ладоши.

— Поедем! Поедем!

— Поедем-то поедем, — сказал я. — Вот только тащить тебя но такой грязи…

— Не возьмешь? — Любашка была и огорчена и возмущена таким оборотом дела. — А дядя же говорил, чтобы вместе! И не надо тащить меня. Я уже большая.

И, чтобы доказать, что она человек достаточно взрослый, не то что, к примеру, соседская Танечка, Любашка самодовольно похвастала:

— Таня говорит лисипед. Это неправильно. Я говорю правильно — вы-лы-сы-пед. И еще она говорит иродром, а надо — ародром. Иродром — это бы очень просто.

После таких веских доводов мне уже ничего не оставалось, как согласиться.

И вот мы едем к дяде Коле.

У окошка билетной кассы вышла заминка. Я помнил название деревни, в которой жил мой товарищ, название же станции, до которой следовало ехать, как-то вылетело из головы. Куда брать билет?

— Где речка и лес, — не задумываясь, подсказала Любашка.

Но, когда я то же самое сказал кассирше, та подчеркнуто вежливо, почти любезно ответила:

— Не морочьте голову, гражданин, а говорите толком: до какой речки и до какого леса? По дороге их много.

— До речки, на которой дядя Коля живет, — опять попыталась подсказать Любашка.

Но кассирша была непонятливой тетей и, услышав эту подсказку, уже совсем невежливо фыркнула в ответ:

— Дядя Коля, тетя Поля. На деревню дедушке…

— Не на Истре ли, случаем, живет ваш дядя Коля? — вмешался в разговор спортивного вида мужчина в охотничьих сапогах и с рюкзаком за плечами.

— Кажется, на ней. Деревня Полянка.

— Тогда все правильно. И ехать вам надо…

Дядя с рюкзаком подробно объяснил, где нам выйти и как идти от станции.

Я взял билет, и через пять минут мы уже садились в поезд. А через полтора часа были на месте.

Дорога от станции шла опушкой леса. Это была веселая, интересная дорога.

В одном месте мы увидели дружную пару красногрудых снегирей, в другом послушали веселое чоканье чечетки, на высоком дубу старательно работал дятел — мы и на его работу полюбовались. Потом сломили березовую веточку и, растерев в пальцах набухающие почки, долго, с наслаждением нюхали. А на склоне одного из овражков нам даже посчастливилось найти два нежных, хрупких подснежника. Любашка прыгала от восторга и кричала «ура».

Дорога сделала последний поворот, и уже стала видна прячущаяся в соснах и березах небольшая деревушка.

И вот на этом-то повороте из-за кустов вдруг как выскочит рыжий, огненный кот, а за ним, с лаем, две собаки.

Мы невольно остановились.

Кот удирал что есть духу, только хвост по снегу стелется, но собаки все же мало-помалу настигали его и вот-вот за пушистый хвост схватят! Еще минута, и конец коту — загрызут его собаки.

Любашка даже айкнула от страха и жалости и прижалась к моей руке:

— Бедный коша!

Между тем «бедный коша» проносился в это время мимо телеграфного столба, что стоял на обочине дороги. И вдруг как вскинется на тот столб — только его собаки и видели. Подлетели они к столбу, головы задрали, гавкают, а кот уже чуть ли не к самым чашечкам добирается — достань его!

— Молодец! Молодец! — захлопала в ладоши Любашка.

Но то ли кот на другую сторону столба перелез — а ночью изморозь была, и столбы с наветренной стороны слегка обледенели, — то ли еще что, а только вдруг как зашумит наш рыжий вниз по столбу и перед самым носом своих врагов — шмяк!

Собаки, видно, не ждали ничего подобного. А может, им показалось, что кот от бегства и обороны перешел в наступление, вo всяком случае, не успев еще ничего сообразить, они, как от бомбы, отпрянули в разные стороны. А кот, не будь плох, быстро понял, что к чему, и снова ударился наутек. Теперь и собаки пришли в себя и опять кинулись в погоню. Разозлились пуще прежнего — лают, языки длинные этак устрашающе высунули. II опять мало-помалу начинают настигать свою жертву, опять огненный хвост перед самыми их мордами замаячил.

— Жалко Рыжика! — сквозь слезы пробасила Любашка.

По совести говоря, мне тоже было жаль кота, но чем мы могли ему помочь?

Тем временем из-за поворота грузовичок выкатился и, обогнав нас, через минуту-другую поравнялся с собаками и котом.

И что же, вы думаете, сделал кот? А кот сделал вот что. Он приладился к ходу машины — бежать по насту было легко, — а потом изо всех сил как сиганет на кузов и повис на лапах на заднем борту.

Тут уж не только Любашка — я, человек бывалый, и то подивился сметливости рыжего: надо же сообразить!

А кот — мало того! — чувствуя себя в полной безопасности, висит на лапах и то через одно, то через другое плечо этак озорно и насмешливо, с этаким мальчишеским ухарством поглядывает на своих одураченных преследователей: что, мол, взяли!

Так на машине рыжий и въехал в деревню.

Вскоре пришли туда и мы.

Все здесь оказалось так, как и говорил нам дядя Коля: и лес был рядом, и Истра протекала совсем недалеко.

Главную улицу деревни составляли рубленые избы с добротными дворами, с огородами и садами на задах. На том краю, которым селение примыкало к лесу, виднелось несколько домиков с застекленными террасами.

На деревенской околице стояло новенькое под шифером длинное строение с силосными башнями по концам и колодцем у середины — должно быть, коровник. Чуть в стороне от коровника дымила кузница, обставленная разобранными тракторами, косилками, сеялками…

Проходя мимо кузницы, мы увидели Николая Григорьевича. В ватнике и все той же мохнатой шапке он копался в моторе трактора.

— Знаете, вчера скворцы прилетели, — обрадованно сообщил он нам, еще не успев поздороваться.

— А что с ним случилось? — участливо и этак деловито спросила Любашка, кивая на мотор.

— Да вот, понимаешь, простудился, что ли, — так же серьезно, выдерживая тон, ответил дядя Коля. — Кашляет, чихает…

Мотор и в самом деле закашлял-закашлял, потом громко чихнул и остановился.

— Вот и думаю: то ли компресс ему поставить, то ли…

— Компресс! — решительно посоветовала Любашка. — От простуженья он очень помогает.

— Пожалуй… Ну, вы идите до хаты, вон она. — Мой товарищ показал на один из крайних к лесу домиков. — Я за вами же следом. Вот только компрессию подрегулирую.

Дом с трех сторон окружал большой сад. У калитки нас встретила жена Николая Григорьевича, очень милая, очень добрая женщина. Она провела нас в дом и, еще не дав оглядеться, с ходу же начала угощать горячим, из печки, молоком. Я было стал отказываться: неудобно, будто мы специально молоко пить приехали! Но тетя Шура была настойчивой.

— Вы как хотите, а ребенку обязательно надо выпить с дороги что-то горячее.

Ребенок без колебаний принял чашку и, твердо уверенный в том, что угощать нас молоком доставляет хозяйке одно удовольствие, еще и меня попотчевал:

— Пей, папа! Тебе тоже надо что-то горячее.

В это время не прикрытая хозяйкой дверь тихонько скрипнула и на пороге нашей комнаты появился… как вы думаете, кто бы мог появиться? Верно, угадали: наш знакомый рыжий кот.

— Ры-ижик! — не сказала, а как бы удивленно выдохнула Любашка, и веря и не веря своим глазам. — Милый Рыжик!

— Откуда ты знаешь его, малышка? — еще более удивленная, спросила хозяйка.

Любашка описала ей в страшных красках сцену, разыгравшуюся у въезда в деревню.

Сейчас кот был мало похож на того рыжего забияку, который висел на борту и озорно поглядывал через плечо. Должно быть сыто накормленный хозяйкой, он покойно сидел на пороге и блаженно жмурил свои зеленые глаза, облизываясь время от времени. Всем своим видом кот как бы хотел сказать: да, было такое. Но ведь мало ли что случается в жизни и стоит ли обо всем так подробно расписывать?

— Тетя Шура, — попросила Любашка, — а можно я его немножко потрогаю?

— Ну конечно, милая. Рыжик, Рыжик, иди сюда.

Кот навострил уши, убедился, что зовут именно его, и неторопливо, обходя сторонкой меня, приблизился к хозяйке. Он разрешил Любашке погладить себя по огненной шерсти, а когда понял, что ничего плохого этот маленький человек против него не замышляет, и совсем размягчился, развалился на полу и густо, басовито замурлыкал.